Волчья река  - Рэйчел Кейн

– Это что-то новенькое. Сегодня ты более параноидален, чем я.

– Да. – Я допиваю вино в два долгих глотка, почти не ощущая вкуса, и наливаю себе еще. – Некоторые мерзавцы и из могилы способны сотворить с тобой такое. – И Миранда. Господи, мне нужно сказать ей о Миранде. Очень нужно. – А ты все еще не сделана из пуленепробиваемой брони.

– Однако чертовски успешно сопротивляюсь пулям.

– Если ты намерена совершить такую глупость, я не смогу отпустить тебя одну.

– Потому что, если отпустишь, будешь чувствовать себя недостаточно мужественным?

Я пытаюсь свести все к шутке:

– Женщина, я много месяцев провел, забивая гвозди и возводя крепкие стены. Я достаточно доказал свою мужественность. – Она смеется, чего я и добивался. Это нарушает ее сосредоточенность. Я снова добавляю в тон серьезности: – Может быть, нам следует подумать о том, чтобы уехать отсюда на некоторое время. Просто… куда-нибудь. Если мы исчезнем, Миранда со своим цирком откочует отсюда.

– А что насчет…

– Работы? – Я пожимаю плечами. – Строительство – это однодневный бизнес. Я могу уволиться в любой момент.

– Но это не значит, что потом они наймут тебя обратно.

– Да ну? Я – один из лучших, кто у них есть. Они обязательно примут меня обратно. – Откидываюсь на спинку кресла и некоторое время пью вино, а потом говорю: – Хотя я думаю о том, чтобы всё-таки поменять работу.

– На что?

– Не знаю. – Это почти ложь. Почти. Мне нужно сказать ей правду. Сказать о предложенной работе, о непреходящей тоске, которую я чувствую, когда думаю о полетах. Стиллхауз-Лейк великолепен, потому что здесь живет она, потому что я люблю ее и люблю этих детей.

Но в то же время здесь я чувствую себя так, словно моя жизнь поставлена на паузу.

В глубине себя я ощущаю отсутствие целостности и беспокойство. Из-за документального фильма Миранды, из-за удара, который Мэлвин нанес по моему рассудку, – всё это подняло со дна уродливые тени, играющие дурные шутки с моей психикой. И Гвен отстраняется, защищаясь; я чувствую, как это происходит. Она уже воздвигает между нами щиты. Проще всего ответить: «Может быть, следует дать всему этому некоторое время отстояться», – а потом я уеду и найду свой путь.

Но это не то, чего я хочу. Я люблю эту женщину. Я хочу быть здесь. Я хочу быть частью ее семьи, а не отдельным заменимым кусочком, который приходит и уходит, когда пожелает.

– Кажется, я собираюсь попросить тебя выйти за меня замуж, – говорю я. Эти слова приходят ко мне ниоткуда, и я даже не знаю, почему я говорю их. Мгновенный импульс паники вызывает у меня желание взять эти слова обратно, превратить их в шутку, но я не делаю этого, потому что имел в виду именно то, что сказал. Я хочу этого.

Гвен поворачивает голову и смотрит на меня.

– В каком смысле – кажется? – спрашивает она.

– Ну вот я это делаю. Прошу.

– Вот так просто, да?

– Мы не юные романтики, которым нужно предложение, сделанное на обрыве на фоне заката с преклонением колен, верно?

Я осмеливаюсь посмотреть на нее. Рот ее наполовину прикрыт краем стакана. Но она улыбается. Она смотрит на меня, наши взгляды встречаются и задерживаются. Гвен делает вдох и медленно выдыхает. Я чувствую прилив жара и чертовски рад этому, потому что он сжигает все мои сомнения, весь грязный осадок от написанного Мэлвином Ройялом, всю тоску, скорбь и страх, которые снова привнесла в мою жизнь Миранда.

– Почему? – спрашивает Гвен. – Почему ты просишь об этом сейчас?

Боже, она умна. И бьет без пощады.

– Потому что не хочу тебя терять, – отвечаю я, и это самые искренние слова, какие я произносил в жизни. – Ни из-за пули, ни из-за какого-нибудь озлобленного фанатика, ни из-за того, что мы просто… разойдемся по разным дорогам. Я хочу быть в твоей жизни и хочу, чтобы ты была в моей. Я хочу, чтобы мы были вместе так долго, как позволит Бог. – Делаю паузу. – Ну как?

Лицо ее раскраснелось, глаза сияют.

– Чертовски хорошо, – говорит она и в два глотка осушает свой стакан. Потом встает с пустым стаканом в руке и оборачивается, чтобы взглянуть на меня. – Пойдем в постель.

Я секунду колеблюсь, потом приканчиваю свое вино и встаю лицом к лицу с ней. Беру ее за руку.

Мы вместе идем на кухню, ставим стаканы в мойку, и Гвен поворачивается, чтобы сказать детям:

– Мы идем спать, ладно?

Они даже не смотрят на нас. Просто кивают, глубоко увлеченные историей, которая разворачивается на экране. Я вслед за Гвен иду по коридору в спальню и, прежде чем мы закрываем дверь, целую ее. Она стоит, прислонившись спиной к стене, и мы растворяемся в этом поцелуе, друг в друге, – и, слава богу, мой разум успокаивается, и ужасы на некоторое время прекращаются.

Гвен отстраняется, чтобы глотнуть воздуха.

– Запри дверь, – говорит она. Голос ее дрожит.

Я закрываю дверь и запираю на замок, а когда оборачиваюсь, то Гвен уже стягивает свою рубашку; секунду спустя моя рубашка тоже оказывается на полу. Я осознаю́, что за долгий день весь пропах по́том и не принял душ, и на секунду меня охватывает нерешительность.

– Мне нужно помыться, – говорю я.

Ее улыбка сияет ярко, как рассвет.

– Мне нравится твой запах, – отвечает она. – И мы не юные романтики, забыл?

Черт, это проникает невероятно глубоко и пробуждает нечто дикое.

Секс – неисчерпаемый, до потери дыхания, но при этом беззвучный. Может быть, это ее материнская привычка, а может быть, она просто не может дать себе полную волю, даже в такие моменты. Он длится, усиливаясь до жгучей интенсивности, пока мы наконец не падаем рядом, дрожащие и взмокшие. Это потрясающе – тот огонь, который мы зажигаем друг в друге. Драгоценный, тайный и совершенно правильный.

Мы все еще прижимаемся друг к другу, когда она шепчет что-то мне на ухо.

Я не готов к такому ответу, особенно учитывая момент.

Не готов совершенно.

Потому что Гвен отвечает: нет, она не выйдет за меня замуж. Пока что нет.

Мы спим рядом, но не вплотную друг к другу, и нас разделяет не только это крошечное расстояние. Я просыпаюсь рано и принимаю душ. Прокручиваю в голове весь прошлый вечер, от прочтения слов ее бывшего мужа до того момента, когда Гвен сначала растопила, а потом разбила мое сердце, – и не знаю, как осмыслить все это, вместе и по отдельности. Я действительно не знаю. Мы вышли за пределы всех карт.

И здесь водятся чудовища, будь они прокляты.

Следующий день все-таки наступает, каким бы маловероятным это ни казалось. Когда я просыпаюсь, Сэма уже нет в постели.